Мама на даче, ключ на столе, завтрак можно не делать. Скоро каникулы,
восемь лет, в августе будет девять. В августе девять, семь на часах,
небо легко и плоско, солнце оставило в волосах выцветшие полоски.
Сонный обрывок в ладонь зажать, и упустить сквозь пальцы. Витька с
десятого этажа снова зовет купаться. Надо спешить со всех ног и глаз -
вдруг убегут, оставят. Витька закончил четвертый класс - то есть почти
что старый. Шорты с футболкой - простой наряд, яблоко взять на полдник.
Витька научит меня нырять, он обещал, я помню. К речке дорога исхожена,
выжжена и привычна. Пыльные ноги похожи на мамины рукавички. Нынче
такая у нас жара - листья совсем как тряпки. Может быть, будем потом
играть, я попрошу, чтоб в прятки. Витька - он добрый, один в один
мальчик из Жюля Верна. Я попрошу, чтобы мне водить, мне разрешат,
наверно. Вечер начнется, должно стемнеть. День до конца недели. Я
поворачиваюсь к стене. Сто, девяносто девять.
Мама
на даче. Велосипед. Завтра сдавать экзамен. Солнце облизывает конспект
ласковыми глазами. Утро встречать и всю ночь сидеть, ждать наступленья
лета. В августе буду уже студент, нынче - ни то, ни это. Хлеб
получерствый и сыр с ножа, завтрак со сна невкусен. Витька с десятого
этажа нынче на третьем курсе. Знает всех умных профессоров, пишет
программы в фирме. Худ, ироничен и чернобров, прямо герой из фильма.
Пишет записки моей сестре, дарит цветы с получки, только вот плаваю я
быстрей и сочиняю лучше. Просто сестренка светла лицом, я тяжелей и
злее, мы забираемся на крыльцо и запускаем змея. Вроде они уезжают в
ночь, я провожу на поезд. Речка шуршит, шелестит у ног, нынче она по
пояс. Семьдесят восемь, семьдесят семь, плачу спиной к составу. Пусть
они прячутся, ну их всех, я их искать не стану.
Мама на даче.
Башка гудит. Сонное недеянье. Кошка устроилась на груди, солнце на
одеяле. Чашки, ладошки и свитера, кофе, молю, сварите. Кто-нибудь видел
меня вчера? Лучше не говорите. Пусть это будет большой секрет
маленького разврата, каждый был пьян, невесом, согрет, теплым дыханьем
брата, горло охрипло от болтовни, пепел летел с балкона, все друг при
друге - и все одни, живы и непокорны. Если мы скинемся по рублю,
завтрак придет в наш домик, Господи, как я вас всех люблю, радуга на
ладонях. Улица в солнечных кружевах, Витька, помой тарелки. Можно
валяться и оживать. Можно пойти на реку. Я вас поймаю и покорю,
стричься заставлю, бриться. Носом в изломанную кору. Тридцать четыре,
тридцать...
Мама на фотке. Ключи в замке. Восемь часов до лета.
Солнце на стенах, на рюкзаке, в стареньких сандалетах. Сонными лапами
через сквер, и никуда не деться. Витька в Америке. Я в Москве. Речка в
далеком детстве. Яблоко съелось, ушел состав, где-нибудь едет в Ниццу,
я начинаю считать со ста, жизнь моя - с единицы. Боремся, плачем с ней
в унисон, клоуны на арене. "Двадцать один", - бормочу сквозь сон.
"Сорок", - смеется время. Сорок - и первая седина, сорок один - в
больницу. Двадцать один - я живу одна, двадцать: глаза-бойницы, ноги в
царапинах, бес в ребре, мысли бегут вприсядку, кто-нибудь ждет меня во
дворе, кто-нибудь - на десятом. Десять - кончаю четвертый класс,
завтрак можно не делать. Надо спешить со всех ног и глаз. В августе
будет девять. Восемь - на шее ключи таскать, в солнечном таять гимне...
